Память по женской линии [litres] - Татьяна Георгиевна Алфёрова

Только без толку, наутро вторая рука все равно отсохла, я выкинула ее и не знала, как вечером погляжу мужу в глаза.

Коленька заметил сразу, еще бы ему не заметить, если я дверь не смогла открыть и крикнула ему, чтобы он сам, своими ключами.

– Так, – сказал муж, довольно сердито сказал, – придется брать домработницу. А ведь ты знаешь, как тяжело мне выносить в доме чужого человека.

– Может быть, мама… – робко начала я.

– Вот только тещи мне здесь еще и не хватало! – прикрикнул муж, но быстро взял себя в руки.

Целый год мы жили хорошо, только в Турцию больше не ездили. Наверное, Коленька стеснялся, что у него жена – инвалид, а я так очень была довольна, я эту Турцию известно где видела. Хорошо в Комарове отдохнули, на всем готовом, как муж говорит. Я в лес ходила, грибы, правда, не могла собирать и ягоды тоже, но и так погулять приятно. А купаться – только вечером, чтобы Коленьке не было неловко.

Анна Михайловна, домработница наша, очень расторопная оказалась тетка, скромная. Все успевала, даже меня красиво причесать к мужнину приходу. На стол подаст, подождет, пока мы поедим, посуду помоет – и домой. Не слышно ее было. Мне скучно, конечно, и хочется поделать что-нибудь, а не могу со своими культяпками. Коленька меня баловал, каждый месяц новое платье, книжки покупал, детективы и любовные романы.

Но я пристрастилась – от безделья – к компьютеру. Мне такое устройство сделали, чтобы управляться могла, вот и играла дни напролет до его возвращения с работы. Хорошо было. А потом я не знаю как, но сломала комп, здорово сломала, винчестер полетел. А там у Коленьки много чего было. Я-то думала, что он все на работе хранит или в ноутбуке, чего же меня пускать было в игрушки играть, если там важная информация. Но мало ли кто что думает.

Коленька и орал, и визжал, и ногами топал. Даже чашками кидался. Я плакала, разумеется, он еще пуще орал. Он же совсем слез не выносит. Я-то надеялась, что утром он уйдет прежде, чем я встану, страшно же. К вечеру что-нибудь сообразила бы. Но не получилось. Напилась валерьянки да чая, под утро мне в туалет понадобилось, а встать-то и не смогла. Потому что на этот раз нога у меня отсохла. Упала прямо у кровати. Муж проснулся, вскочил, за голову схватился.

– Бедный мой малыш! – говорит. – И как раз сейчас, когда на прием надо идти с супругами. Черт возьми! Как же нам быть-то?

Тогда я сама предложила:

– Ты меня к маме отвези, на время. Я научусь ходить как-нибудь, а пока привыкнуть надо.

Коленька закивал так быстро-быстро:

– Ты не думай, это не надолго, я тебя скоро заберу. Как с работой управлюсь – и заберу, не думай.

Я вижу, что он вроде не врет, сам верит тому, что говорит, но полегче ему от того, что я не буду перед глазами, да и стыдно. Ладно, жена без рук, а тут ведь и нога одна. Как жить-то?

– Вези, – говорю, – быстрее к маме, конечно, я знаю, что ты меня заберешь обратно, но только вези быстрее. Прямо сейчас.

Я же всегда знала, что все кончится, что кончится любовь. Нет, может, любовь и не прошла, про любовь Коленька помнит, но меня забрать от мамы позабудет, это точно. А я напоминать не стану. Зачем? Нога-то у меня всего одна осталась.

Куколка актрисы

(Инвалиды любви)

Если бы не я, его бы не задержали…

Город у нас небольшой. Бывшая Соборная, ныне площадь Мира, с желтым собором в вечных лесах, набережная, центральный проспект, бывший Ленина, ныне Крестовый, клетка улиц, их схема поместилась бы на тетрадном листе. В таком масштабе трудно сделать десять шагов и не встретить знакомого. Левая, если смотреть от Соборной площади, сторона проспекта до сих пор радует глаз невысокими крышами, резными наличниками и деревянными реденькими заборами. Правая сторона, почти сплошь кирпичная, двух- и трехэтажная. На набережной все дома бревенчатые, с огородами и непременными палисадниками, меж рыхлых высоких георгинов по осени греются пестрые курицы. Другой берег смыкается холмами напротив площади, в выемку меж холмов скатилась небольшая роща вязов, молодые побеги светятся на фоне старых нежной зеленью. Новых многоквартирных домов у нас четыре, в одном из них живу я. Практически один, если не считать сушеных жуков, бабочек и заспиртованных змей. Коллекции простенькие, школьные коллекции. А какие еще они могут быть, кроме как школьные, я же учитель. Половина города – мои бывшие и настоящие ученики. Почти каждый вечер у меня гости, заходят ребятки, не забывают старика.

Чаще других Ваня заглядывает, способный мальчик был, на серебряную медаль шел, но не сложилось. Мы долго пьем чай, чаще молча. Новостей в городе немного, а прошлое вспоминать – что его вспоминать, оно всегда рядом. Ванина коллекция жуков, получившая на районной олимпиаде первое место, стоит у меня в шкафу со стеклянными дверцами, Ваня все время посматривает на нее, но ничего не говорит. Он не торопится домой, по правде сказать, там не слишком уютно: ни парового отопления, ни газовой колонки – за отсутствием водопровода, ни жены. Трудно найти жену при такой работе: Ваня служит в милиции, иногда пропадая на работе сутками.

Сережа приходит редко, всегда с подарками, порой довольно забавными. Один раз принес мне полевой бинокль, как объяснил, для занятий с учениками на природе. Сережа любил мои уроки, но способностей не имел ни к чему. Странный мальчик, болтают, что он слегка заговаривается, но чего только наши кумушки не придумают от скуки однообразных вечеров. Сережа любит доставать коробки с жуками и бабочками, подолгу выспрашивает у меня об их повадках и характерах, но к следующему визиту забывает и спрашивает снова.

Женя заскакивает на минуту-другую, сунет чай, консервы или сухой торт и убежит. Женя – человек обеспеченный, по нашим меркам. У него несколько собственных ларьков в городе, а это много, если учесть, что магазинов всего десять, включая промтоварные и тот, что при заводе. Зачем он заходит, я не знаю, в школе мы не особенно ладили, была у Жени некая жестокость, встречающаяся у мальчиков. А я плохо переношу мучения даже скромной гусеницы, объедающей жирную крапиву на пустыре за школой.

Сегодняшние ученики заходят чаще – кто гербарий разбирать, кто непростыми проблемами поделиться, но всё мальчики, девочки-ученицы меня не балуют. У них, даже у маленьких, – хозяйство: